Читаем без скачивания Лучшие мысли и изречения древних в одном томе - Константин Душенко

«Письма к Луцилию», 11, 3

Нам нужен кто-нибудь, по чьему образцу складывался бы наш нрав. Ведь криво проведенную черту исправишь только по линейке.

«Письма к Луцилию», 11, 10

Жить в оковах необходимости плохо, но нет необходимости жить в оковах необходимости.

«Письма к Луцилию», 12, 10

Плоды для нас вкуснее всего, когда они на исходе; дети красивей всего, когда кончается детство.

«Письма к Луцилию», 12, 4

Возраст самый приятный тот, что идет под уклон, но еще не катится в пропасть.

«Письма к Луцилию», 12, 5

Смерть ‹…› должна быть перед глазами и у старика, и у юноши – ведь вызывают нас не по возрастному списку.

«Письма к Луцилию», 12, 6

Нет стариков столь дряхлых, чтобы им зазорно было надеяться на лишний день.

«Письма к Луцилию», 12, 6

Каждый день нужно проводить так, словно он замыкает строй, завершает число дней нашей жизни. ‹…› Отправляясь ко сну, говорить весело и радостно: «Прожита жизнь, и пройден весь путь, что судьбой мне отмерен». А если бог подарит нам и завтрашний день, примем его с радостью.

«Письма к Луцилию», 12, 8

Поблагодарим бога за то, что никто не может навязать нам жизнь.

«Письма к Луцилию», 12, 10

Я не устану потчевать тебя Эпикуром, и пусть знают все, кто твердит его слова и ценит их не за то, что в них сказано, а за то, кем они сказаны: лучшее принадлежит всем.

«Письма к Луцилию», 12, 11

Воображение ‹…› доставляет нам больше страданий, чем действительность. ‹…› Многое мучит нас больше, чем нужно, многое – прежде, чем нужно.

«Письма к Луцилию», 13, 4

Вымышленное тревожит сильнее. Действительное имеет свою меру, а о том, что доходит неведомо откуда, пугливая душа вольна строить догадки.

«Письма к Луцилию», 13, 9

Порой и жертве удавалось пережить палача.

«Письма к Луцилию», 13, 11

Если бояться всего, что может случиться, то незачем нам и жить.

«Письма к Луцилию», 13, 12

Беда глупости еще и в том, что она все время начинает жизнь сначала. (Со ссылкой на Эпикура, но, вероятно, это собственная формулировка Сенеки.)

«Письма к Луцилию», 13, 16

До чего противно легкомыслие тех, ‹…› кто перед кончиной начинает надеяться заново. ‹…› Что гнуснее старика, начинающего жизнь сначала?

«Письма к Луцилию», 13, 16–17

Многим пришлось бояться оттого, что их можно было бояться.

«Письма к Луцилию», 14, 10

Кто мудр, тот во всем смотрит на замысел, а не на исход. Начало в нашей власти; что выйдет, решать фортуне, над собой же я не признаю ее приговора.

«Письма к Луцилию», 14, 16

Мы не должны ни во всем уподобляться ‹…› толпе, ни во всем от нее отличаться. ‹…› Больше стойкости в том, чтобы оставаться трезвым, когда весь народ перепился до рвоты, больше умеренности в том, чтобы, не смешиваясь со всеми, не выделяться и не составлять исключения и делать то же самое, что все, но иначе.

«Письма к Луцилию», 18, 3–4

Чего ты дожидаешься? ‹…› Исполнения всех желаний? Такое время не наступит! ‹…› Такова цепь желаний: одно родит другое.

«Письма к Луцилию», 19, 6

Покуда ты будешь на все зариться, все будут зариться на тебя.

«Письма к Луцилию», 19, 7

Заблуждается тот, кто ищет друзей в сенях, а испытывает их за столом.

«Письма к Луцилию», 19, 11

Люди больше всего ненавидят тех, кому больше обязаны.

«Письма к Луцилию», 19, 11

Малая ссуда делает человека твоим должником, большая – врагом.

«Письма к Луцилию», 19, 11

[Благодеяния надо] не разбрасывать, а распределять. ‹…› Дело не в том, что ты дал, а в том, кому ты дал.

«Письма к Луцилию», 19, 12

Люди не знают, чего хотят, до того мига, пока не захотят чего-нибудь.

«Письма к Луцилию», 20, 6

Даже самый робкий предпочел бы один раз упасть, нежели все время висеть.

«Письма к Луцилию», 22, 3

Немногих удерживает рабство, большинство за свое рабство держится.

«Письма к Луцилию», 22, 11

Все заботятся не о том, правильно ли они живут, а о том, долго ли проживут; между тем жить правильно – это всем доступно, жить долго – никому.

«Письма к Луцилию», 22, 17

Все, чем тешится чернь, дает наслаждение слабое и поверхностное, всякая радость, если она приходит извне, лишена прочной основы.

«Письма к Луцилию», 23, 5

Плохо живут те, кто всегда начинает жизнь сначала. ‹…› Напрасно мы полагаем, будто таких людей мало: почти все таковы. А некоторые тогда и начинают жить, когда пора кончать. А ‹…› некоторые кончают жить, так и не начав.

«Письма к Луцилию», 23, 9, 11

Зачем сейчас портить себе жизнь страхом перед будущим? Глупо ‹…› чувствовать себя несчастным из-за того, что когда-нибудь станешь несчастным.

«Письма к Луцилию», 24, 1

Если ты хочешь избавиться от всякой тревоги, представь себе, что пугающее тебя случится непременно, и какова бы ни была беда, найди ей меру и взвесь свой страх. Тогда ты наверняка поймешь, что несчастье, которого ты боишься, или не так велико, или не так длительно.

«Письма к Луцилию», 24, 2

Поверь мне, ‹…› смерть настолько не страшна, что благодаря ей ничто не страшно.

«Письма к Луцилию», 24, 11

Надейся на справедливое решение, но будь готов к несправедливому.

«Письма к Луцилию», 24, 12

Отдели смятение от его причины, смотри на само дело – и ты убедишься, что в любом из них нет ничего страшного, кроме самого страха.

«Письма к Луцилию», 24, 12

Как водяные часы делает пустыми не последняя капля, а вся вытекшая раньше вода, так и последний час, в который мы перестаем существовать, не составляет смерти, а лишь завершает ее: в этот час мы пришли к ней – а шли мы долго. ‹…› «Смерть, уносящая нас, – лишь последняя смерть среди многих».

«Письма к Луцилию», 24, 20–21

Только люди бывают так неразумны и даже безумны, что некоторых заставляет умереть страх смерти.

«Письма к Луцилию», 24, 23

Мудрый и мужественный должен не убегать из жизни, а уходить. И прежде всего нужно избегать той страсти, которой охвачены столь многие, – сладострастной жажды смерти. Ибо помимо прочих душевных склонностей есть ‹…› еще и безотчетная склонность к смерти, и ей нередко поддаются люди благородные и сильные духом, но нередко также и ленивые и праздные. Первые презирают жизнь, вторым она в тягость.

«Письма к Луцилию», 24, 25

Все, в чем мы нуждаемся, или стоит дешево, или ничего не стоит.

«Письма к Луцилию», 25, 4

Гнет возраста чувствует только тело, а не душа, и состарились одни лишь пороки и то, что им способствует.

«Письма к Луцилию», 26, 2

«Размышляй о смерти!» – Кто говорит так, тот велит нам размышлять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом. Он выше всякой власти и уж наверное вне всякой власти.

«Письма к Луцилию», 26, 10

Совершенство духа нельзя ни взять взаймы, ни купить, а если бы оно и продавалось, все равно, я думаю, не нашлось бы покупателя. Зато низость покупается ежедневно.

«Письма к Луцилию», 27, 8

Странно ли, что тебе нет никакой пользы от странствий, если ты повсюду таскаешь самого себя? (Со ссылкой на Сократа.)

«Письма к Луцилию», 28, 2

Насколько выше была б ему цена, если б толпа ценила его пониже.

«Письма к Луцилию», 29, 8

Передышками нельзя пренебрегать: тяжелобольным временное улучшение заменяет здоровье.

«Письма к Луцилию», 29, 8

Не смей пересчитывать всех, кто тебе страшен. ‹…› К твоей смерти доступ открыт только одному, сколько бы врагов тебе ни угрожало.

«Письма к Луцилию», 29, 9

Только низким путем можно снискать любовь низких.

«Письма к Луцилию», 29, 10

По-моему, умирая, человек мужественнее, чем перед смертью. Когда смерть пришла, она и невежде дает силу духа не бежать от неизбежного.